— Да, так я вам и поверила!
— Ладно, уговорила. Халат, так и быть, сниму.
Едва он остался в одних "боксерах", я в который раз ошалела от красоты его тела, словно отлитого из металла. Вырисовывался каждый мускул торса, играли бицепсы. Эта скульптурная роскошь завораживала, от нее захватывало дух. Рассматривала бы вечно! Но пришлось прерваться, потому что Кирилл подхватил меня на руки, донес до кровати и уложил на нее — бережно, как драгоценную добычу.
Затем милый директор безапелляционно придавил меня сверху. Я поняла, что назад дороги нет: все, я попалась. На секунду опять стало страшно, словно сейчас мне было суждено столкнуться с чем-то неизведанным, как будто я еще никогда не занималась сексом.
Занималась. Но лучше об этом не вспоминать…
Сейчас мой захватчик радостно навалился на меня всем телом — дождался! — и я испытала головокружительное удовольствие от этой непомерной тяжести, как и тогда, в его квартире. Теперь я лежала на огромной кровати нагая и беспомощная, распятая весом мужского тела. Но если раньше ощущение беспомощности рождало звериный ужас и отчаянье, то сейчас оно меня возбуждало и овевало нежным ветерком предвкушения.
Страх улетучился, от него не осталось и следа. Почему-то я испытывала безграничное доверие к моему милому шефу. Где-то в глубине души жила уверенность, что этот мужчина никогда не причинит мне боли, напротив, он сделает все, чтобы я испытала удовольствие. Не знаю, как ему удалось меня приручить, если до этого целых два года я была загнанным зверьком, дрожащим от страха в ожидании новых издевательств и мучений.
Внезапно я вспомнила, как в самом начале нашего знакомства я злилась на Кирилла, ненавидела его и называла мерзким боссом. Меня трясло от его прикосновений, они мне были противны! А теперь сгорала от желания и таяла в солнечных лучах его нежности.
Как все изменилось!
— Так, Катюша, что это такое? Ты что, пила? — Кирилл приподнялся на локтях, чтобы я смогла дышать, но тут же уловил запах алкоголя.
— Водки выпила в номере, — пискнула я.
— Водки? Зачем? Ты же пила вино в ресторане.
— Так… Выпила немножко. Для храбрости.
— Для храбрости… — В его глазах вспыхнула жалость. — Тебе страшно? Маленькая моя… Не бойся, я никогда тебя не обижу и не сделаю ничего такого, что тебе не понравится.
Первый поцелуй — нежный и неглубокий — пролился, как волшебный нектар, и я почувствовала, как испаряются смущение и скованность. Еще минута — и от них ничего не останется. Второй поцелуй был более решительным и настойчивым, а все остальные — упоительными.
Затем Кирилл — мне было все еще странно называть его просто Кириллом, а не Кириллом Андреевичем! — перевернулся на спину и улыбнулся, и я смогла реализовать свою утреннюю фантазию — стащила с него «боксеры». Вот и славно! А то я уж решила, что он никогда с ними не расстанется, будет вечно за них цепляться. Что он от меня скрывает? Вдруг у него там какой-то косметический дефект?
О, нет! Там все было прекрасно и безупречно. Когда я медленно потянула вниз «боксеры», освобождая всю эту великолепную мощь, я прерывисто вздохнула и затаилась. Кирилл наблюдал за мной, ждал, наверное, моей реакции. А вдруг он тоже волнуется, переживает, как я его оценю? Я ласково провела пальцами по этому изумительному и совершенному инструменту, придуманному природой для продолжения человеческого рода, удивляясь сочетанию каменной твердости с нежностью самого дорогого шелка…
Забава с «боксерами» была единственным актом волеизъявления, который мне разрешили осуществить. Затем Кирилл снова взял инициативу на себя, как же иначе, он тут главный. И это было так приятно! Мне оставалось только лежать, прислушиваться к ощущениям и таять от восторга. Его губы и руки путешествовали по моему телу, он зарывался в мои длинные волосы, убирал их от лица, пропускал пряди между пальцами. Обжигал мою грудь поцелуями, скользил по животу, нежно раздвигал мои бедра…
Сначала его прикосновения были осторожными, он изучал мое тело, как вдумчивый экспериментатор: проверял, какие результаты принесет то или иное физическое воздействие, контролировал силу и область давления — да, да, я помню, он же кандидат физико-математических наук, у него все продумано. Он чуть слышно шептал мне на ухо нежности и глупости, повторял вариации моего имени, говорил о том, какая я необыкновенная, обольстительная и роскошная. Он никуда не спешил, а я полностью расслабилась и доверилась ему, и постепенно сходила с ума… О ночном перелете и напряженном трудовом дне мы забыли. У нас открылось второе дыхание.
Легкие прикосновения становились настойчивыми, нежность сменялась напором, ласка превращалась в изысканное мучение, от которого внутри все дрожало и таяло, как шарик мороженого в горячем кофе.
Сильные руки моего бесподобного любовника, таящие запасы энергии, достаточной, чтобы сломать челюсть противнику, так трепетно меня касались, как будто это были руки музыканта, а не боксера. Его дыхание обжигало, он не пропустил ни одного сантиметра моего тела, он рассыпал поцелуи, как розовые лепестки, и скоро я была окутана ими, как невесомым горячим покрывалом. Его губы настойчиво и жадно терзали меня, доводя до изнеможения, а потом поцелуи вдруг опять становились воздушными и ускользающими, и тогда я сама цеплялась за его плечи, тянула обратно, умоляла не останавливаться, не прекращать этой божественной пытки.
Я задыхалась от неизведанных ощущений, такое со мной происходило впервые. Мое тело словно просыпалось и оживало после летаргического сна. Я ловила губами собственные стоны, пыталась их удержать и не узнавала свой голос. Растворялась в удовольствии, витала между небом и землей, невесомая и разгоряченная, и не понимала, где мы находимся и что происходит.
Постепенно я совершенно потеряла стыд, мое тело извивалось от наслаждения, оно отзывалось на виртуозные ласки опытного любовника, и этому было невозможно противиться — из скромной девочки я превратилась в дикую голодную кошку. Мне уже было всего мало, я хотела еще и еще.
Своей искусной прелюдией Кирилл довел меня до полного изнеможения, моя грудь пылала и наливалась тяжестью, внизу живота все болезненно сжималось и скручивалось, и терпеть эту чувственную муку уже не было никаких сил. Я была готова умолять о вторжении, только бы это произошло поскорее. Сердце билось в горле, в ушах шумело, между ног трепетало и пульсировало, а ведь самое главное было только впереди…
И вот, когда простыни на кровати стали влажными от нашего возбуждения, наши тела соединились уже по-настоящему. Это было мучительно-сладостное ощущение, миг безумия и восторга. На секунду мы застыли и изумленно уставились друг на друга, тяжело дыша и прислушиваясь, а потом продолжили совместное восхождение к вершине блаженства.
Дыхание смешивалось, стоны сливались в единый аккорд, тела переплетались, движения — сначала осторожные — становились все более решительными, необузданными и яростными. Мы содрогались на бескрайнем ложе в совместной сладострастной судороге, приводя друг друга в исступление. Мне хотелось кричать, мое тело уже мне не принадлежало, оно было отдано моему прекрасному мужчине, и он превратил его в невесомое облако жаркого наслаждения.
То, что я сейчас испытала, было настолько для меня непривычно и удивительно, что внезапно из глаз хлынули слезы. Бесстрашный завоеватель тут же остановился, испуганно замер:
— Катя, милая, ты что? Я сделал тебе больно?! — в ужасе воскликнул он. — Катюша… Девочка моя… Милая, любимая, скажи!
— Нет, нет, — прошептала я, задыхаясь, — все хорошо!
Потом мы, обнявшись, лежали на кровати — измученные, обессиленные, счастливые. Я положила голову на предплечье Кирилла и прижалась спиной к его груди, он обнимал меня и гладил свободной рукой. Мы укрылись одеялом и шептались о том, что надо бы принять душ, но сил на это не осталось. Так и лежали — взмокшие, потные, пропитавшиеся запахом друг друга. Это тоже было удивительно — как еще один знак близости и абсолютного принятия.